Мамай наспех записал, чтобы не забыть, когда и с кем должен был встретиться. -

Может быть, это кто-то из Армии чудовищ?

Вот она это сказала. Обвинила ведущего ученого Старших Братьев в измене тайным встречам с агентом Армии чудовищ. Та, которая уже получила по крайней мере два послания от террористов. Но увести от себя подозрения легче, набросив их на другого. Мая до боли в ладонях сжала кулаки.

— Вы идиотка, — сквозь зубы процедил Белокун, выдергивая из ее рук бумажку и отчет. — Самое тупое из всего, что я слышал. Армия чудовищ — безмозглые оборванцы, засоленные с пораженными суетой мозгами. С ними невозможно контактировать. Пойдем! Как раз новых подвезли. Увидите, почему их не следует называть людьми. Вышли на наш конвой и просто сдались. Пустоголовые.

Ма показалось, что Белокун вот-вот плюнет себе под ноги от отвращения, но он лишь вытер губы аккуратно сложенным платком и повел его к Медицинскому.

Первые полчаса она размышляла над тем, что это путешествие в один конец: Белокун оставит его здесь как испытуемую. "Экземпляры" из "Проекта М" регулярно умирали. Ма не повезло, что это совпало с ее визитом. Но в Медицинском настроении Белокуна улучшилось настолько, что он провел личную экскурсию, показывая «новые достояния».

— Один из предводителей опереточного подполья, которое они называют Армией чудовищ. Помилуйтесь.

Ма заглянула в комнату, напоминавшую операционную. Ее ослепил яркий свет, и она не сразу разглядела того, кто лежал на столе. Человек был полуобнажен, и даже в таком ракурсе было трудно не признать его красоту.

Широкая грудь покрывала темные завитки волос. Напряженные мускулы блестели от пота. Пасхи крепко вонзились в запястья и лодыжки.

Содрогаясь от боли, мужчина развернул к ним лицо. Между крепко сжатыми зубами выступила кровь, пышные черные усы прилипли к мокрым от пота щекам, но темные, как глухая ночь над морем, глаза были ясными. Мужчина заметил Ма, растянул губы в кровавой улыбке и сделал то, чего она меньше всего ожидала, подмигнул, словно и не было операционного стола и воткнутых в тело ножей. Ма отвернулась, когда бурь врезался в кость черепа и на пол упали окровавленные кудри.

— Но ведь они сдались? — Ма не понимала, зачем такая жестокость. — И он, кажется, даже не уродина.

— Вам постоянно что-то кажется, — словно плюнул в нее Белокун, и развернулся к пленнику. Мужчина на операционном столе едва дышал, из горла вырывались хрипящие стоны, над его глазом застыл блестящий бурь. — Ты очень символически попался, чудовище. Завтра День воссоединения Киммерика со страной

Старших Братьев. Я пришлю Языку от тебя пламенное приветствие. — Белокун кивнул персоналу, чтобы продолжали, а Ма отвернулась. За ее спиной загудел бур, мужчина застонал сквозь крепко сжатые зубы, что-то стукнуло, и на пол упала кровавая масса. — Его увлекли с целой фирой какой-то травы. Надо разобраться, что это такое.

Мать едва слышала голос Гавена Белокуна, в ушах застыл стон мужа — как он не закричал?

— У его тела интересная способность к усвоению металла, — буднично и с азартом исследователя в голосе сказал Белокун и потер руки, словно действительно был на пороге великого открытия.

Ма заставила себя посмотреть на разрезанного мужчину. Вместо одного глаза ему вставили железную конструкцию. Другим он продолжал смотреть на нее, будто чего-то ждал. «Чего ты хочешь? — хотела закричать Ма. — Чего вы все от меня хотите?! Зато словно чужим голосом она спросила у Белокуна об особенностях операции. Иногда, чтобы тебя не заподозрили в худшем, нужно сделать вид соучастника преступления.

Муж потерял сознание. Мама с облегчением заметила, как расслабились его пальцы. Большая, грубая, как у земледельца, ладонь раскрылась, и она увидела веточку, все время зажатую в кулаке. Человек будто черпал из нее силы. Ма почувствовала, как завертело в носу, она узнала сильный запах острого перца. Это была атеш-трава — растение, из которого Армия чудовищ делала бомбы и которую Ханум примешивала к иушану Анархии. Вот с каким грузом захватили повстанцев. Ма втихомолку посмотрела на Белокуна, его ноздри беспокойно дернулись, но веточки он не заметил. Для него чудовища были недоразумением, выходкой суету, низшими существами, не способными нанести серьезный вред, а значит, и не стоящими внимания. Он исследовал тела чудовищ, но никогда не изучал их по-настоящему. Ма положила руку в карман и нащупала газетные статьи. В одной из них было сказано о пожаре на Матери Ветров.

Что, как это послание, но не от Армии чудовищ, а от Мамая?

Что, если он не только мог предсказать будущее, но и вытащить оттуда доказательство в пользу предсказания?

Если это так, получила ли она вместе с посланиями право выбора? В вырезке говорилось, что Старшие Братья подавили повстанцев. Итак, Ма предупредила Белокуна и они оказались готовы? А если она этого не сделает, изменит будущее, нападет ли Армия чудовищ? Перед глазами всплыл образ беременной

Анархии, требовавшей от нее решения. Ма подумала, что этот момент точно отражает теорию Мамая: что бы мы ни думали о будущем, выбор всегда происходит в настоящем. В каком-то смысле человек живет только в тот момент, который чувствует. Ни до, ни после ничего не существует. Именно об этом карты Мамая. Он хотел запечатлеть мгновение, которое проживал в момент рисования. Для него она была

истинной, единственно возможной. Настоящей жизнью. Ма вспомнила, как Белокун впервые показал ей колоду. На одной из карт за спиной бегущей степью женщины сияло зарево.

Ма сжала в кулаке газетные вырезки и решила, что она наконец-то готова поверить в теорию Мамая.

Ко Дню воссоединения, который был днем оккупации Киммерика

Старшими Братьями оставалось несколько часов, когда Ма зашла в Лабораторию

евгеники. Особое разрешение Белокуна подействовало, как магия. Сонная работница подавила зевоту, показала, как разморозить эмбрион и вышла из помещения.

То, что совершила Ма, Старшие Братья считали одним из величайших преступлений.

Обратной дороги уже не было.

Ма отыскала Анархию, следующей остановкой должна была стать операционная с пленным армейцем. Ма не хотела туда возвращаться,